Текст фрагмента:

Атчиво море стало солёным? Жыли-были на свете два брата: старшый и млатшый. Старшый брат был богатый, а млатшый бедный. Вот приходит один рас млатшый брат к старшыму брату и просит у ниво муки. А страшый брат ему и говорит: «Ты сходи в лес, там найдёшь избушку и спроси там одново чиловека, и он тибе поможет». Млатшый брат так и зделал: он сходил в лес, нашёл избушку и спросил чиловека. Чиловек тот дал ему мельницу, волшебную мельницу, и сказал: «Чиво хочешь, то тибе мельница и зделает». Вот, значит, приходит млатшый брат к сибе домой и говорит: «Мельница, мельница, напики нам хлеба!» Мельница ему напикла. И вот как млатшый брат спросит чиво- нибуть, мельница ему фсё зделает. Узнал один рас старшый брат об этом и говорит: «Дай мне этой мельницы в море съездить, я там рыбу буду солить»,- и взял он эту мельницу, и поехали они на корабле. Много рыбы наловили и стали солить. Брат-та сказал: «Мельница мельница, намолоти нам соли!». Значит, мельница им много соли намолотила. А старшый брат не знает, как эту мельницу остановить. И вот говорит: «Мельница, остановись!» А мельница не слушаеца, она много-много соли уже намолола, целый корап, и иза борта уже стало высыпаца. И вот так вот фсё молола и молола, пока корабель не потонул. Много соли намолола, и поэтому море стало солёное. Фсё.

Далее девочка рассказывает стихотворение:

Слава народу

От бискрайней равнины сибирской до пелеских лесоф и болот поднимался нарот богатырский, наш виликий советский нарот! Выходил он свободно и право, отвичая войной на войну, постоять за родную державу, за совецкую нашу страну. Сокрушая жылезо и каминь, он врага биспощадно разил, над Бирлином победное знамя, знамя правды своей водрузил. Он прошёл черис пламя и воду, он с пути ни свирнул своиво. Слава, слава герою-народу, слава армии красной ево!

далее — слова

далее — текст

Мать одала миня, мать. Поди-ка вот...это вот... у дроли было, значит, четверо ногот. Говорят, тут вот худо...Помолились богу, кольцо, платок я дала, и разъехались. Дроля накрыл снова. Тот, ни за дролю-ту мама одала! Низнакомый проста приехал, сволочь! Дроля накрыл и уехал, перисватывать. Бога забыли. Ну мне: «Катка, за ким пойдёшь, за которово пойдешь?». Риву, на знаю, што и делать, за которова ити. Старуха подошла: «Катка, пойди, значит, за дролю-ту». Сперва за тово, пуще фсех билась, за первово, за не дролю-ту! У дроли та читыри систры, худа будит. Как приехал перисватывать-та да посулил сарафан ей, штоп значит за ниво, за дролю-ту, я тибе, грит, сарафан куплю. И меня туды, да што, да я была на дивятнацатом году, ищё не была дивитнацати, да скоко-то ...

Да мама с кольцом бегала, к этому, к мужыку первому-ту. Снесла кольцо, да от мужыка бегом! Жыних, первый который та, он ей налупил. Потом вышла за дролю...

Худо жыла. Сёстры-то, золофки, знаш, бывало, какые!. Фсё подыскиваюца и к свикрови, она была така нихороша! Выходила замуш, так ни хотела реветь за столом та. ... Ни хотела. Ночь переночивала, свикрофь та начала миня шкодить, што мол застаёшь копну лить, да тёмно... Она оставляла там уголках шальи́-та, вот она миня и... Вот у миня тут вот слёзы-то и пошли!.. Вот тогда тут и пошли, да... И потом худо, мужыка так окотовали они, што он со мной (спать та спали вмести), што он работать куды-нить вмести ити, да двоима, а то уш ничуть. Фсё уш пойдут сёстры с ним, а я со свёкровью куды-нибуть, на уборошну вот.... А спали-та мы на кравати, а читыри золофки вот так в рят! А старша золофка у самых у нас спала, слушала, што мы будим делать, да шо мы говорим. Ой, худо жылось! И потом уш мужык мой драца стал, миня за шкирку и фсё. Свёкр был ишо. Свёкр тот был хорошый, по мне вроде. А у миня мужык начал миня за шкирку, - выходи вон!

Перистанит ругаца, лучше будит, ничё лучше не была. Я возьми да и к мамы. А уш был жывот, половиный рибёнак жыл, была биременна... А свёкр-та заступился за миня, на сына-та, у них драка получилась.

«Колмык ты проклятый, такой, сякой, вина ни пьёшь, а што ты делашь??» Драца схватились, а я стою и потполью, а ис потполья к мамы. У миня мужык, значит, рассирдился, што я ушла, и двацать нидель ни ходил. Паринь родился, нет, ишо поехал в лес .... и написал записку — без миня ни крестите! Сам буду кристить. Ладна, сам дак ладна. Родила, послали записку туды ему в лес. Приехал, окристил, попа привёс с купелью, окристил, попа...попа угостила мама моя. Он уш купел свёс у попа и на кровать к сыну, к парню-та моиму.

.... Ни знай, котору сторону...Ни знай, жэной оставаца тут с рибёнком, ни знай, к матири ити опять жыть, жена...жыли с рибёнком у матири у своей, она худо жыла, в роботницах...Ушёл домой, поработал, дом строили. Ниделю проработал, другу проработал, деньги та он носил ей, а мне та уш ни нада тут, ни дитю, ни жены ... А другу, третью, уш ни помню, котору ниделя-ту, деник та и ни принёс,матири-то не́ дал, за роботу-ту, фсю ниделю-ту работал-ту. Они думают, шо за эту-ту ниделю он мне деньги-то одал. У ково дом строили, у тово деник та ни хватила! Он был горшотник, дак уш он кажду ниделю горшкоф наделат, продаст, и эти деньги вот расчитат мужыкоф...Пришёл, этих деник-та не дал, обедать пришёл... в суботу ращитывали, в понидельник, наверно, с работы пришёл. Свёкр: «А полна, Николка, людей-то смишить-то, отваливай, взял за танку ёво и в дверь, тогда он и пришёл к нам. Шо делать? Ни копейки деник нету. А с мужыка-то можно было получить, с хозяина-то, уш ни знай, трёшку ли, ни знай, мало зарабатывали тогды...Написал записку мне, послал миня к кулаку. Бывала, Динисоф был такой. Он прислужничал.

«Отпусти, кридит дашь в долк»? Положенье своё ему описал, да как получилось, да шо, мне этот кулак мужык ко́роп наклал, сйистнова фсё, рыбы, сахарку-ту, чийку-ту. Стали жыть. Мама говорила: «Ешьте одельна,наш у мамы та троя, што ёво обьедат, нас-та, ешьте одельна». Варите уш там фсё, а мы самы ущ... Стали йисть вместе. У нас стала вопщем та, мне уш как та, для сибя поменьше, а для фсех мне уш ни хорошо как-то. .Стало много выходить-то...... (неразбор.)

Типерь вот рядом дома нету, теперь вот тут, туды Солу́ха была, попадья. Старики-то к попадьи-то ушли. У этой попадьи три года жыли. И толька дом начали строить этат, ф котором жыву, толька вот тут да фсё — хлоп, война! Германска-то, ф читырнацатам году-то была. Ну мужыка и взяли на войну-ту. У миня двое детачек осталось. Свекр-то, значит, мне пособил. А он писал: Тата, как нибуть запехай ф свой угол миня, знать как уш там он писал, лижонку, рибят, ни знай как. Свекр пособил в задницу запехаца! Три года прослужыл, домой приехал. После четырнаца-то три года он воёвал и больной приехал. Два года поболел да помер. Я осталась с деточками ф таком коробу нидостроеном этом. Без ёво уш я окошки собирала, без ёво уш. Вот и фсё. В двацать первом году он помер, и такой был гот тижёлый, голот, я эта забота, рибята, думаю, у миня вить четверо... Рибята прибяжат летом, - мама есть, а у миня и дать та ничива вот я ево хоронила, мужык-то..... дал хлеба. Был обет, накормить тово, кто могилу копал, кто фсё делали уш. Дак миня уш внемочь кинуло, в дрошку. ....

Худо жыла, худо.

- И коровы, наверно, не было у вас?

- Корова-то была. Кабы ни корова, так фсе рибята з голоду помирли. Тут вот завот-то был, на завот снесу... Молоком-то и питались от коровы рибята-то. ... Была старуха, сёстры старшей свикрофь-то. Ф Питере царя как шыбалита, тогда штото тако была, шораха та больша, там ф Питере-то!. Систра та старша да свикрофь уехали в диревню. В диревню, значит, уезжать ис Питера ни пускали...Спирва-то ни выпускали, потом уш они уехали, по чужому билету..Старуха у миня жыла.